Архитектор Юлий Борисов о том, почему в России так сложно и дорого строить

Печать

Все уже привыкли к тому, что российская архитектура не слишком радует. Несмотря на десятилетие строительного бума, шедевров не появилось. Да и просто качественной архитектуры очень мало. С этим уже все смирились. Однако, приехав, например, на выставку недвижимости MIPIM, заново остро ощущаешь: наши архитектурные проекты значительно хуже не только западноевропейских, но и арабских с турецкими. И опять становится обидно.

Может, наш климат влияет на архитектуру? Почему мировые starchitects успешно строят по всей планете, но так и не смогли ничего возвести у нас? Каков статус российского архитектора и почему каждый проект для него — сражение? Об этом мы поговорили с руководителем бюро UNK project архитектором Юлием Борисовым. Его бюро, которое недавно победило в конкурсах на проектирование нового здания в Москве-Сити и квартала в Сколкове, становится одним из лидеров новой волны на архитектурном рынке.

«Вкладываться в архитектуру не было смысла»

— Десятилетний инвестиционный бум в России почти не дал качественной архитектуры. Почему?

— Отвечу вопросом на вопрос: а зачем? Когда палку воткнули в котлован и уже начались продажи, зачем вкладываться в архитектуру? Какой смысл?

— Во всем виноват дефицит?

— Пока надувался пузырь недвижимости, не было никаких экономических стимулов, чтобы вкладываться в архитектуру. Многие объекты строились спекулятивным методом: одни инвесторы добывали земельный участок, перепродавали вторым, те делали проект и разрешения, перепродавали третьим. Проекты были продуктом, качество которого никому не важно.

 

— Разве качественная архитектура не повышает стоимость недвижимости?

— Проблема в том, что на рынке много девелоперов, реализующих первый-второй проект. Они плохо понимают, что делают. Это как с загородными домами: лучший дом, который ты строишь себе, третий. В первый ты вкладываешь всю душу, весь свой бред. На втором начинаешь дико экономить. К третьему дому уже разбираешься в вопросе, и дом получается сбалансированным. С девелоперами то же самое: только после третьего объекта они получают достаточный опыт и знания. Думаю, только перед кризисом 2008 года у застройщиков стало складываться понимание архитектуры.

— А сегодня?

— После кризиса ситуация принципиально изменилась. Дефицита нет, жилье не дорожает. Люди стали более требовательными. Девелоперы понимают, что товар должен быть качественным. В верхнем сегменте уже обязательно приглашать или качественных российских архитекторов, или западных звезд.

Но и в нижнем сегменте застройщики начинают вкладываться в архитектуру, в благоустройство. Но как это происходит сейчас? Девелоперы заказывают концепцию у качественных архитекторов. Это недорого: концепцию можно заказать, условно говоря, за миллион рублей. За эти деньги серьезное бюро сделает концепцию, где будут идея, генеральный план, основные решения. Потом, чтобы сэкономить, застройщик на коленке, с помощью дешевых проектировщиков доделывает проект. Получается такой продукт no-name: вроде как модненько, особенно на фотографиях в рекламе. Когда построят, станет видно, что идея вроде есть, но в деталях не то. Думаю, на следующем этапе, через три-четыре года, девелоперы поймут: лучше, чтобы авторы доводили проект до конца, — продукт будет намного качественнее.

Starchitects и дорогая российская стройка

— До кризиса все притцкеровские лауреаты, от Нормана Фостера до Захи Хадид, много раз приезжали в Россию, что-то проектировали. Но — и это удивительно — так ничего и не построили. В чем загадка?

Да, никто не построил. Здесь я вижу сочетание трех вещей. Во-первых, ментальная проблема. Русские считают, что раз они заработали много денег, то разбираются во всем, включая архитектуру. Такая позиция коробит звезд, они к такому не привыкли. Во-вторых, есть наши нормы, которые побороть невозможно. В развитых странах система понятна, в отсталых странах звезды строят по своим нормам. А у нас им с уникальными проектами очень сложно. Это как сказать: «А постройте нам “Ламборгини”, который может ездить и по грязи». Иностранцы берутся, но получается в итоге что-то странное. Дороги — это наша нормативная база. Конечно, сначала надо сделать дороги, чтобы по ним можно было на уникальных машинах ездить. В-третьих, надо учитывать, что в России любой проект обходится намного дороже, чем в Европе.

— Но на стройках ведь работают мигранты. Откуда высокая себестоимость?

— Фонд оплаты труда рабочих не самая большая статья расходов на стройке. Дороги материалы и механизация. Да, рабочие немного получают, но у них настолько низкая производительность труда, что не факт, что на единицу производимой продукции это будет дешево. Тем более если считать с учетом качества и гарантий.

У нас стоимость строительства значительно выше из-за климата. Надо больше утеплять, больше «инженерки» разной ставить. В Европе могут применить «зеленые» технологии на естественной вентиляции и добавить немножко теплых полов. У нас — серьезные дорогие системы, которые зимой борются с холодом, а летом с теплом.

Наши строительные нормы могут добавлять 30–40 процентов к европейской стоимости. Например, в паркинге надо массу вещей ненужных сделать в плане противопожарной безопасности. Сделать кучу обходных коридоров и отдельные пандусы, проветривание обеспечить, поставить кучу инженерии. Я не знаю, почему паркинги не взрываются и не горят в Европе, но там они намного проще. Можно предположить, что когда у нас заставляют делать множество лишних вещей, то расчет такой: в условиях ужасной эксплуатации объекта все равно большинство систем будет в нерабочем состоянии, но хоть что-то сработает.

Наконец, мы строим здания из импортных комплектующих. В офисе класса А фасады на 50 процентов из импортных материалов. Инженерное оборудование тоже наполовину импортное, в интерьерах 70 процентов импортных материалов. Только сейчас началась локализация производств в России: стекла хорошие стали делать, профили, отделочные материалы. Но поскольку все привыкли к высокодоходному бизнесу, то и локальные материалы очень дороги — производителю же надо быстро окупить западное оборудование. Российские материалы могут быть на 30 процентов дороже, чем в Европе. Импортные — на все 100 процентов, с учетом доставки и растаможки. Бетон на пике олимпийской стройки в Сочи стоил как в Европе. Арматуру везли из Африки — из Египта. В результате строительство получается в России безумно дорогое.

— Не очень все-таки понятно, как высокая стоимость строительства связана с тем, что иностранные звезды ничего не смогли здесь построить.

— Нашим инвесторам нужно было, чтобы срок окупаемости инвестиций был три-пять лет, при этом ясно, что строительство дорогое. На чем экономить? На инженерных сетях и стройке особо не сэкономишь. Остается архитектура. У звездных архитекторов она дорогая, ее начинают безумно упрощать. А архитекторы с именем привыкли, что строится так, как они рисуют. Начинаются скандалы. Вспомните историю Эрика ван Эгераата. Он нарисовал сложные фасады для небоскреба застройщика «Капитал групп», те все упростили. Эгераат подал в суд и выиграл.

— У меня есть своя версия на этот счет. Думаю, многие российские девелоперы и не собирались строить по проектам звезд. Они использовали того же Нормана Фостера для пиара и как таран, чтобы власти разрешили какую-то наглую стройку, согласовали большую этажность. Ведь Лужков Фостеру не откажет.

— Возможно, такой момент тоже был. Но, вспомните, многие девелоперы перед кризисом потеряли ощущение реальности. Я был на выставке MIPIM в 2008 году, когда Полонский выступил со своей знаменитой речью. В Каннах любой российский городишко показывал проекты небоскребов от Фостера. Помню, смотрел один проект в Домодедове и понимал, что это невозможно. Во-первых, небоскреб будет попадать в зону взлета аэропорта. Во-вторых, там вокруг дачи и огороды. Но выступает мэр города и говорит, что все построим. Кризис все эти проекты смолотил, застройщики сразу опустились на землю.

— В России до сих пор не стихают крики «не пускать иностранцев на наш рынок». Как вы к этому относитесь?

— Идея «устраним иностранцев с нашего рынка» выглядит смешно. Отмотав историю назад, мы увидим, что наши взлеты во многом связаны с иностранцами. Вот в Москву итальянцев завезли, и они построили Кремль. Петербург иностранцы строили. Высотки сталинские содрали, послав архитекторов в Америку. Наши пятиэтажки послевоенные родом из Европы, оттуда пришли идеи индустриального домостроения.

Я достаточно трезво оцениваю архитектурную традицию российских зодчих. Очень много заимствований. Да, мы в каких-то отраслях, например в деревянном зодчестве, достигли высот — Кижи и прочее. Но если взять, к примеру, девятый век, готические соборы в Германии или постройки Барселоны, и потом сравнить, что делалось в это время в России, то отставание колоссальное. И сейчас мы тоже примерно так же отстаем.

Толчки у нас все время были извне — из Европы или из Америки. И эти толчки провоцировались властью. Архитектура была инструментом для демонстрации достижений власти, ее визуальной идентификации. Вообще, архитектура — это такая игрушка для королей. Думаю, прорыв мог бы быть, если бы государство сказало: «Это передовая вещь, которая означает прорыв для России». К сожалению, у нас в последние десятилетия, если не брать Лужкова, высокая власть не особо придавала этому значение. Легкая попытка была у Медведева со Сколковом, хотели сделать что-то инновационное, но это быстро как-то стихло.

Узорочье как национальная идея

— Можно ли говорить о какой-то русской идее в архитектуре?

— Конечно, у нас есть русская национальная школа. Это узорочье. Вот стоит изба. Она может быть не очень комфортная, где-то покосилась, но наличники сделаны с дикой любовью. Изба украшена.

Сравним с Германией. Немецкие здания среднего уровня очень добротны, фасад прослужит без ремонта лет тридцать, но при этом снаружи они выглядят аскетично, убогенько. Такие очень качественные казармы. Все аккуратненько, никто не бросает денег на ветер. У нас же больше вложат в какие-то украшательства, в то, чтобы пыль в глаза пустить, но никак не в долговечность здания или технологические какие-то нюансы.

— Но сейчас особого украшательства вроде бы не видно.

— А при Лужкове сколько шпилей и башенок сделано? Это было украшательство в лужковском стиле. Сейчас другая тенденция: надо современные фасадики украсить. Украшательство как национальная черта связано, наверное, с тем, что большую часть времени у нас мрачно и холодно. И нам надо что-то такое душевно, какие-то цветные детали.

— Архитектор Сергей Чобан проводит примерно такую же мысль: в России два основных вызова для архитектуры: низкое качество строительства и климат с малым количеством солнца. Из этого он делает вывод, что наша архитектура неизбежно должна иметь много декора и цвета.

— Это противоречит современной модной тенденции минимализма, но это абсолютно верно. У каждой страны свои особенности. Например, я сначала не мог понять, почему в Новой Зеландии все черное: дома, флаг, форма футболистов, самолеты.

— Слишком много солнца?

Да, очень сильное солнце, реально жжет. Плюс, в отличие от Африки или Лазурного Берега, у них нет дымки. Вся архитектура как под софитами, и обнаруживается, что у черного очень много разных оттенков. К тому же там много зелени, и на этом фоне черный — один из самых выигрышных цветов. А в Италии вся архитектура белая. Так падает солнце, что начинаются красивые размывки, красивые фактуры, все это работает. У нас такого солнца нет, и, чтобы достичь аналогичного эффекта, приходится работать либо с мелкой деталью, либо с цветом.

— Но город в целом серый, нет?

— Есть российская архитектурная школа, и она, конечно, монохромная. Мое поколение и предыдущее воспитаны на идеях функционализма, на Баухаусе. Модернизм — это хорошо, а все эти цвета лишь портят архитектуру. Это недостойно. Получается, желание заказчиков — это одна история, а некая политика профессионального цеха — другая.

— Люди хотят яркого, но город серый. Получается, что политика архитекторов сильнее, чем воля заказчиков?

— Есть еще страх выделиться. Заказчик хочет выделиться, но боится сделать что-то, чего нельзя. Серенькое более безопасно, мы и в школе ходили в серой униформе. А вдруг Лужков проедет и спросит: «Что там понастроили?» Такие ведь истории были. Выделиться — значит взять на себя дополнительные риски.

«Мы бы и сами нарисовали, но чертить не умеем»

— Меня всегда удивляло, что в России есть хорошие интерьеры в ресторанах, есть интересные загородные дома, но в городе хорошей архитектуры очень мало. Хороших архитекторов не пускали строить в Москву?

— Была определенная монополия крупных государственных институтов. Через нее было крайне трудно продраться. Те, кто не вписывался в эту систему, шли в частную архитектуру, где не было государственных препон. И поэтому в этой сфере произошел скачок качества: я считаю, что российские архитекторы сегодня могут делать интерьеры на хорошем международном уровне. В каждом направлении, будь то корпоративные офисы или рестораны, найдется твердая пятерка архитекторов, которые работают на среднеевропейском уровне. А в архитектуре это не было востребовано, и поэтому мы потеряли большой пласт архитекторов. Только в последние несколько лет коллеги моего возраста начинают строить.

— А сейчас монополии уже нет?

— Произошла определенная либерализация согласовательного процесса. Раньше как определялась ценность архитектора? Основным был показатель, какое количество квадратных метров архитектор мог «выбить» у властей и согласовать для инвестора. Кто мог 30 тысяч метров на гектар, еще лучше — 35 тысяч, а 40 тысяч — вообще замечательно. Была гонка. И сейчас в Москве есть гонка, но ее упорядочивают государство и рынок, потихонечку это все снижается.

А в Подмосковье по-прежнему поток: взял панельки и ставишь их быстро. В Москве вроде начали разбираться с застройкой, строить дороги и метро. Но что получилось? Такая странная уборка в комнате: в центре наводим порядок, а весь мусор по углам сметаем. Среда Подмосковья катастрофически убивается.

— Вернемся к качеству архитектуры. Если анализировать, например, знаковые питерские неудачи, стадион-долгострой «Зенит» или Мариинский театр, то очевидно, что именно город как заказчик оказывался неадекватен большому проекту. А если в целом посмотреть на российскую цепочку заказчик—подрядчик—архитектор, где ее слабое звено?

— Любой народ заслуживает своих правителей и своей стройки. Не стоит ожидать в стране с определенной экономикой вертикального взлета отдельных отраслей. Тем более что стройка очень привязана к местности, к привычкам. В ИТ-индустрии рывок возможен, это вещь виртуальная. У строительства колоссальная инерционность.

Стройка отражает определенный уровень цивилизации. Помните, как на излете Советского Союза строили Экспоцентр или Шереметьево-2? Там все было из-за рубежа: проектировщики, подрядчики, материалы. Практически привезли целиком и здание, и людей. Но это уникальные проекты. Как только в этот процесс вмешиваются какие-то локальные силы, то сразу возникают проблемы.

— Сколь велика вина российских архитекторов в том, что так много плохих зданий настроено? Иногда удивляешься, насколько здания непропорциональны, грубо нарисованы.

— Вина есть. Но надо понимать условия, в которых работают у нас архитекторы. Если ты выиграл конкурс на Западе, то дальше тебе все помогают. Ты только скажи, что надо, и все сделается. У нас просто сражение каждый раз происходит. Возьмем, например, Сергея Скуратова. Мне не очень близка его архитектура, но я его безмерно уважаю, потому что этот человек доводит свои объекты до правильного финиша. Я представляю, каких колоссальных усилий ему это стоит. Надо в пять раз больше затратить эмоций, моральной энергии, чем в Европе. Надо сражаться постоянно. И не у всех хватает сил на это.

Чтобы вы понимали: российский архитектор работает в весьма стесненных условиях. Например, мы делаем большой офис в Европе, там по нашим эскизам могут нам лампочку сделать — там есть развитая промышленность, близость к производителю, высокая конкуренция. Большинство предприятий работает под конкретного заказчика, если надо, быстро перенастраивая современное оборудование. Ты нарисовал вещь, тебе ее быстро сделают. В России это практически исключено, здесь надо брать готовые вещи. И приходится выбирать из узкого набора вариантов.

Наконец, есть особенности климата. Большинство тех вещей, что мы видим в западных архитектурных журналах, в России делать нецелесообразно. Мы не делаем консоли и террасы из-за снега. Это сильно обедняет архитектуру.

Здания в России должны быть компактными, лучше всего квадратными или кубическими: чем меньше углов, тем более оно дешевое и меньше промерзает. Из-за зимних холодов мы не делаем большого остекления, иначе будут большие расходы тепла. Скажу жестче, климат и плохое строительство толкают нас к самой простой по конфигурации форме — кубу. Некоторые наши коллеги это поняли и сильно преуспели: делают коробочки, но украшают их каменными такими фасадиками.

— Хочется закончить наш разговор на мажорной ноте. Как вы считаете, качество архитектуры в России растет?

— Конечно растет. Думаю, что через пять лет мы сможем в Москве выйти на средний европейский уровень.  

Источник: Эксперт Online



Добавить статью в закладки:   





Подписаться на рассылки



Рейтинг@Mail.ru